Белый платочек
В Пасху Христову хочется говорить обо всём только хорошем и добром, хочется ликовать от торжества Веры, Надежды и Любви. Но без слёз не будет радуги в глазах, без скорбей не обрести Царствия Небесного, без тернового венца нет Воскресения.
Анастасия Георгиевна часто сетовала на поведение дочери Катерины, которая никак не желала воцерковляться, ходить в храм, да и, что говорить, просто верить в Бога. Тысячи доводов в пользу веры она разрушала встречными доводами о научном познании мира, доказательствами исследований учёных и аргументами всяких теорий, напрочь отвергавших бытие Божие. Анастасия Георгиевна очень расстраивалась, но, будучи истинно верующей христианкой, воспитанным человеком с высшим образованием и уповающей на волю Божью женщиной, она молилась и не вступала в спор, по слову святого Иоанна Богослова: «Не раздражайте детей своих, дабы те не впали в уныние».
Но, как говорится, человек предполагает, а Бог располагает. И однажды с Катериной, которая никак не могла найти своё женское счастье, хотя имела уже диплом дизайнера, достойную работу и повидала не одну страну мира, случилось то, что называется чудом. Конечно, чудеса происходят с нами ежедневно, ежеминутно, но мы их просто не замечаем, не ценим, пока не происходит нечто, явно указывающее на действие непреодолимой силы свыше.
Не такая, как все
Соседская бабушка Валя, жившая на одной площадке с семьёй Анастасии Георгиевны, была такой бабушкой, которых сегодня мало в светской жизни, но которыми наполнены православные храмы, особенно в праздничные дни. Катерина называла бабушку Валю «Белый платочек», потому что та всегда носила платочек на голове. Он всегда был беленький, чистенький, а сверху бабушка надевала разные красивые платки и шали, которых у неё было превеликое множество: цветных, павлово-посадских, и оренбургских. Но под ними непременно он, белоснежный платочек. Бабушка Валя была шустренькая, весёлая, умела сказать и красиво, и не обидеть, и глаза у неё такие добрые, и морщинки залегли у глаз, но смотрела она очень глубоко, как говорят в народе, душу могла видеть.
Вот и случилось бабушке Вале заболеть страшной болезнью. Бабушка жила одна, и Анастасия Георгиевна, конечно, не могла остаться безучастной. То за лекарствами в аптеку после работы забежит, то продуктов занесёт, то уборку сделает. К тому же в один храм ходят: и записочку о здравии подала, и помолилась о здравии тяжко болящей рабы Божией Валентины.
Однажды Анастасия Георгиевна задержалась на работе, а у бабушки Вали ужин не приготовлен. И решилась Анастасия Георгиевна позвонить Катерине и попросить её присмотреть по-соседски за бабушкой, пока она сама с работы придёт, а если нужно, то и врача вызвать.
Катерина, как ни странно, не стала сопротивляться. Оделась потеплее и подошла к двери. Хотела позвонить, но вспомнила, что бабушка Валя всегда держала двери открытыми, вот такая странность для современного человека. А бабушка Валя, когда её в этом упрекали, говорила: «На всё воля Божия, а случись, кому помощь нужна будет, а дверь закрыта…».
– Здравствуйте, бабушка Валя. Я пройду? – тихо спросила Катерина, думая, что бабушка немощная совсем. Но та на удивление бодрым голосом ответила:
– Ой, Катюша, проходи, проходи, конечно. Я тебя давно не видела, спасибо, что навестила. Сейчас чайник поставлю и будем чай пить с малиновым вареньем, – бабушка Валя засуетилась, хотя видно было, что все движения даются ей с трудом.
– Давайте я всё сделаю, а вы полежите, – проявила сострадание Катя, хотя за трудный рабочий день она умоталась так, что ей хотелось только одного – спать.
Чудесное чаепитие
Катерина поставила на плиту чайник со свистком, старый такой, достала чашки с блюдцами из сервиза фабрики Кузнецова, он сохранился ещё с советских времён, и заварила чай. Потом приготовила ужин. Вдруг почувствовав, что и сама голодна, сбегала домой за вкусненьким, и сама удивилась, какой получился красивый ужин на застеленном самовязанной белоснежной скатертью круглом столе.
За ужином бабушка Валя, укрывшим тёплым оренбургским платком, стала расспрашивать Катю о работе, о планах, о том и о сём. Катя сперва отнекивалась, а потом, после второй чашки чая, разговорилась. Стала жаловаться на судьбу-злодейку, что на работе «достали» и что подруга-злыдня на свадьбу пригласила, а сама замуж выходит «по залёту». Бабушка Валя слушала внимательно, поглядывая иногда на Катюшу, и, откашлявшись, тихонько сказала:
– Не любишь ты никого, Катюша, на весь мир обиделась почему-то. А зря. Много всего хорошего в жизни есть. Вот мы как скорбели после войны, а злыми не были, жалели друг дружку, помогали. А у вас, нынешних, вроде и всё есть, но не любите вы никого, вот беда…
Не успела договорить бабушка Валя, как Катя возмущённо перебила её, забыв и о своём трудном дне, и о бабушкиной болезни.
– А кого любить, уроды вокруг одни! То наркоман, то альфонс, всем «бабки» только надо. «Сколько зарабатываешь, сколько тратишь, где живёшь?». А подруги только о тряпках, о мужиках и о том, куда в отпуск съездить, трещат. Совсем мир с ума сошёл. Ни музыка, ни опера, ни балет, ни выставки никому не нужны, да и там ерунда одна творится. Вот и получается: не я такая, жизнь такая.
Бабушка Валя дослушала, сделала паузу и только потом тихо и спокойно заговорила:
– А ты, детонька, думаешь, нам было легче переносить голод и холод, войну, бомбёжки, родных хоронить? Я осталась одна и самая старшая среди братьев и сестёр, но не сломалась. Работала, дети в школу ходили, соседи чем могли помогали. Всем миром, как говорится, выживали. Но мы верили, что Боженька не оставит, что поможет, а если случалось горе, то не роптали, а смирялись и дальше жили, радовались, что живём.
Храмы-то закрыты были, Катюша, так мы дома собирались, у кого иконы были, батюшки тайно служили. И причащали, и отпевали, и венчали. А крестить – это же целый подвиг был! Если работа какая хорошая, должность, то могли и выгнать за такое дело, как вот соседа нашего. Сам начальником был да при погонах, а мать верующая. Настояла, чтобы крестился, а про это узнали. Ой, что было! Затягали его, бедного, а потом и вовсе уволили. Дворником до самой пенсии и проработал.
А Пасха весной – это ж чудо чудесное! Всем естеством ощущали, вот радость была. А как церкви стали открывать понемногу, как стали службы служить – вот ликовали мы! Истосковались по храму, словами не передать. Крестным ходом, помнится, в оттепель пошли, а милиция прознала, дорогу перегородила, разгонять народ стала. Некоторых даже побили. А люди верующие на колени встали и благодарят, и поют. Вот вера! Сейчас всё показной веры больше, всё красиво, а неблагодатно как-то. Благодати душа и сердце просят, благодати.
Катерина многого не понимала из того, что рассказывала бабушка Валя, но эмоции она пережила такие, о которых раньше и не догадывалась. Будто прожила эту жизнь с бабушкой Валей.
Долго ещё рассказывала бабушка о жизни, о Церкви, о Боге и о том, что «выше Бога нет ничога», о любви и радостях, о скорбях и трудностях, о Рождестве, о Пасхе, о Троице. Так до прихода Анастасии Георгиевны и проговорили за чаем.
Пути Господни
Утром Анастасия Георгиевна позвонила Катерине на работу и сказала плачущим голосом:
– Катюша, бабушка Валя преставилась… Умерла она, наш «Белый платочек», умерла. Царствие ей Небесное!
Катя опустила трубку и тихо произнесла, чтобы никто не услышал:
– Надо бы в Церковь сходить, свечку поставить, так платочка беленького нет… Спрошу у мамы.
Вот так, бывает, случается: дотрагивается Господь до сердца человека, стучится в дверь его души, а человек распахивается, как та незапертая дверь бабушки Вали, и летит весь навстречу, вдохновенный и радостный.
Пути Господни неисповедимы. Всё у Катюши наладилось: и мужа нашла, и жить, слава Богу, есть где, и на работе всё гладко, и пополнение в семье ожидается. И растёт-крепнет любовь в её доме, особенно после того, как повенчались.
По правде говоря, не было и дня, чтобы Катя не вспоминала в молитвах бабушку Валю и её слова: «Без Бога – не до порога». И этим самым, наверное, тоже укрепляется Катина семья. Вот и к Пасхальной службе пойдут все вместе. А Катерина – непременно в белом платочке.
Татьяна Миезе, город Могилёв (Беларусь), специально для «Доброго слова»